14 апреля 1938 года министру иностранных дел Финляндии
Р. Холсти позвонил второй секретарь посольства СССР в Хельсинки Б. Ярцев. Он сообщил
о данном ему поручении советского правительства выяснить пути улучшения советско-финляндских
отношений, а также о том, что уполномочен провести секретные переговоры с Холсти. Тот согласился принять
советского дипломата, несмотря на его довольно низкий дипломатический ранг. Причем в ходе беседы
у финского министра сложилось впечатление, что Ярцев не просто один из членов советского посольства,
а непосредственный представитель Политбюро ЦК ВКП(б).
Советский дипломат особо отметил, что в планы Гитлера входит использование
Финляндии в качестве плацдарма для агрессии против СССР с севера в направлении Ленинграда. В случае если
Германия введет свои войска на финскую территорию, «Красная Армия не будет ожидать на границе, а будет
стремиться встретиться с врагом как можно дальше от нее». В силу этого территория Финляндии неизбежно
стала бы полем боя между двумя великими державами. Но, подчеркивал Ярцев, если Финляндия решит
противостоять германскому вторжению, то Советский Союз предоставит ей любую помощь, вплоть до военной,
и обязуется вывести свои войска вскоре после окончания военных действий. Советское правительство,
подчеркнул кремлевский эмиссар, допускает даже такое развитие событий, когда финские фашисты могли бы
попытаться осуществить прогерманский переворот внутри страны. А это еще больше осложнило бы обстановку.
Холсти попытался успокоить Ярцева и заявил, что Финляндия придерживается
принципов скандинавского нейтралитета. Отвергая версию о фашистском перевороте внутри страны, Р. Холсти
отметил, что правительство Финляндии пользуется доверием народа и имеет поддержку 3/4 парламента. Однако
эти доводы не убедили Ярцева. Он подчеркнул, что советское правительство хотело бы иметь гарантии, что
Финляндия не выступит на стороне Германии в предстоящей войне. «Что понимать под гарантиями?» — осведомился
Холсти. В ответ он услышал о том, что характер гарантий необходимо определить в ходе переговоров между
двумя правительствами.
В июне-июле 1938 года Ярцев несколько раз беседовал с премьер-министром
Финляндии А. Каяндером и министром финансов В. Таннером. Однако на сей раз ничего нового и конкретного
советский дипломат не предложил. Вероятно, в Москве в то время еще не были окончательно сформулированы
предложения для ведения переговоров с Финляндией.
На этой стадии члены правительства Финляндии не знали о контактах главы кабинета
министра иностранных дел и министра финансов с представителем советского руководства. Переговоры носили
секретный характер, исходя из пожеланий советской стороны. Быть может, если бы советское правительство
вышло с предложениями об улучшении отношений с Финляндией по нормальным дипломатическим каналам, то
переговоры могли бы пойти совершенно иначе и привели бы к взаимному согласию. Однако этого не произошло.
Обе стороны выжидали момента, когда одна из них раскроет свои намерения.
11 августа 1938 года переговоры приняли более конкретный и предметный характер.
Министр финансов Таннер, замещавший заболевшего Холсти, пригласил Ярцева к себе и попросил от имени своего
правительства передать советскому руководству проект советско-финляндского договора. В проекте,
в частности, говорилось, что Финляндия, следуя принципам скандинавского нейтралитета, не допустит
использования своей территории никакой третьей державой в качестве базы для нападения на Советский Союз.
СССР, в свою очередь, обязуется признавать незыблемость и неделимость территории Финляндии и нейтралитет
Аландских островов.
Было ясно, что подобный проект не удовлетворит советское руководство. Однако
первый шаг к началу переговоров был сделан.
Через неделю Ярцев представил Таннеру меморандум советского правительства.
В документе подчеркивалось, что в случае, если финляндское правительство не желает подписывать
обязательство о сопротивлении германской агрессии, СССР готов оказать Финляндии помощь в виде поставок
вооружений и прикрытия ее с моря силами своего военно-морского флота. На вводе ограниченного контингента
войск РККА в Финляндию советская сторона уже не настаивала.
Содержание меморандума ясно говорило о том, что советское руководство рассматривало
Финляндию в качестве возможного плацдарма обороны СССР с северо-запада. В Хельсинки предпочли промолчать:
ни правительство в целом, ни Совет обороны Финляндии, ни даже глава Совета обороны маршал Маннергейм
не были информированы о советском предложении.
29 августа 1938 года Ярцеву был передан финский ответ, сформулированный Каяндером.
В нем кратко сообщалось, что принятие советских предложений противоречит финляндскому нейтралитету и
нарушает суверенитет государства. Таким образом, финны даже не пытались продолжить переговоры. Вместо
этого Холсти должен был встретиться с наркомом иностранных дел М. М. Литвиновым в Женеве, на сессии Лиги
Наций, и обсудить с ним вопрос об Аландских островах. Однако, попытавшись это сделать, финский министр
неожиданно для себя уяснил, что Литвинов был абсолютно не осведомлен о миссии Ярцева. Стало ясно, что
Советский Союз ведет двойную игру.
В результате Мюнхенского сговора (сентябрь 1938 года) Советский Союз был
практически изолирован и отстранен от участия в европейских делах.
В этих условиях советское руководство проявило дальнейшую настойчивость по
отношению к Финляндии. 3 октября 1938 года Ярцев представил Холсти новые предложения советского
правительства. В них говорилось, что финляндская сторона сама организует строительство военной базы на
острове Гогланд, согласуя его с СССР. Непосредственная оборона острова также осуществляется Финляндией,
но передается Советскому Союзу в случае, если она не справится с обороной во время ведения военных
действий. Однако через десять дней Холсти ответил, что финляндское правительство будет решать вопрос
об обороне Гогланда самостоятельно.
В начале декабря 1938 года в Москву по случаю открытия нового Дома
представительства Финляндии прибыла финская делегация. Финнов принял, к их немалому удивлению,
не Литвинов, а нарком внешней торговли А. И. Микоян. Как было объяснено гостям из Хельсинки, Литвинов
не был даже информирован о данной встрече. Этот факт лишний раз доказывает, что к тому времени Литвинова,
известного своими антигерманскими настроениями, уже отстраняли от участия в принятии важнейших политических
решений. Впрочем, беседы у Микояна вновь не дали никаких результатов. Финны говорили о торговле и
Аландах, а Анастас Иванович — о Гогланде и военном сотрудничестве.
В марте 1939 года советское руководство в очередной раз активизировало финскую
политику. 5 марта Литвинов вызвал к себе финского посланника Ирье-Коскинена и от имени советского
правительства предложил взять у Финляндии в аренду четыре острова (Гогланд, Лавансаари, Сейскаари и
Тютерс) сроком на 30 лет. «Мы отнюдь не намерены укреплять эти острова, а используем их в качестве
наблюдательных пунктов, контролирующих важный для нас морской путь на Ленинград», — заявил нарком,
прямо увязав быстрый и положительный ответ на советскую инициативу с исходом торговых переговоров между
двумя странами. Ирье-Коскинен в ответ заметил, что предлагаемые советской стороной острова, особенно
Гогланд, не так уж безразличны для Финляндии, поскольку там имеется несколько тысяч населения и развит
туризм.
8 марта Ирье-Коскинен зачитал Литвинову ответ финляндского правительства: оно
«не находит возможным принять к рассмотрению предложение об аренде финской территории... и просит ни в
коем случае не оглашать сделанного... предложения, так как опубликование его может сильно взбудоражить
общественное мнение Финляндии». Нарком заверил посланника, что советская сторона сохранит свои предложения
в тайне. Он также заметил, что за аренду островов советское правительство готово выплатить некоторую
компенсацию, а затем заявил, что «переговоры можно было бы даже перевести в плоскость обмена территорией»,
и даже предложил часть советской территории вдоль карельской границы.
За день до этого, 7 марта 1939 года, в обход обычных дипломатических каналов,
советское руководство приняло решение направить в Финляндию для ведения неофициальных переговоров по
территориальным вопросам Б. Штейна.
Уже 11 марта состоялась первая встреча Штейна с министром иностранных дел
Финляндии Э. Эркко. Кремлевский эмиссар поставил перед министром вопрос об аренде островов или обмене
их на территорию СССР. Кроме того, речь зашла и об Аландских островах. Эркко заявил, что «согласно
финской конституции правительство не имеет права ставить перед сеймом вопросы об отторжении даже самой
малой части территории Финляндии». Штейн парировал: «Финская конституция... запрещает простую уступку
территории, но она отнюдь не запрещает обмен равноценных территорий или же соответствующей формы
долгосрочной аренды». На замечание Эркко о том, что Германия может потребовать от финляндского
правительства таких же уступок, советский дипломат ответил: «Этот обмен никого не касается, кроме обеих
сторон, и не создает в силу его исключительности никаких прав благоприятствуемой державе для третьих
стран». В заключение Штейн предупредил Эркко о желании советской стороны держать переговоры в секрете.
Министр пообещал это сделать, заверив собеседника, что это также и в интересах финского правительства.
13 марта Штейн встретился с Таннером и Каяндером, а 15 и 17 марта — вновь с Эркко.
Штейн выяснил, что предложения советского правительства переданы в Совет обороны Маннергейму для изучения
и окончательного заключения.
Первый раунд переговоров завершился 24 марта. На встрече Штейна с Эркко финский
министр сообщил, что «его правительство готово дать письменные гарантии советскому правительству в том,
что оно 1) будет защищать территорию Финляндии против любой агрессии и 2) не будет заключать никаких
соглашений, которые могли бы нарушить нейтралитет Финляндии». Эркко объявил, что Финляндия готова передать
СССР два острова: Сейскаари и Лавансаари, но компенсация за эти два острова должна быть такова, чтобы
финляндское правительство могло защитить эту сделку как перед общественным мнением своей страны, так и
перед внешним миром. Эркко также намекнул Штейну о том, что его правительство готово обсудить вопрос о
совместном укреплении этих островов силами СССР и Финляндии.
В тот же день Штейн написал Литвинову письмо об итогах первого раунда переговоров,
отметив, что согласие финнов на передачу СССР двух островов обусловливается их заинтересованностью в
подписании с Советским Союзом выгодного торгового соглашения, возможностью помощи СССР в вопросе о
ремилитаризации Аландских островов на весенней сессии Лиги Наций, а также обострением международной
обстановки в связи с захватом Германией Чехословакии. С точки зрения Б. Штейна, согласие на
территориальные уступки означало, что финляндское правительство желает улучшить отношения с СССР. Штейн
советовал Литвинову разжигать аппетиты финской торговой делегации мелкими уступками.
На этом этапе переговоров финляндское руководство впервые информировало об их
проведении маршала Маннергейма. Бывший генерал российской армии хорошо представлял себе существо вопроса и
советовал членам кабинета не отпускать советского дипломата с пустыми руками. «Эти острова не представляют
никакой ценности с военной точки зрения для Финляндии. У нас нет никакой возможности защитить их, так как
они демилитаризованы. Я думаю, престиж Финляндии не пострадает, если мы согласимся на обмен», — заявил
Маннергейм. Маршал считал выгодным для Финляндии перенос границы на Карельском перешейке дальше от
Ленинграда, в случае компенсации за счет советской территории. Однако министры не прислушались к мнению
маршала.
Как и предвидел Маннергейм, в конце марта Штейн предложил финляндской стороне
передвинуть границу на Карельском перешейке подальше от Ленинграда. Взамен предлагались территории Карелии,
причем гораздо большие по размерам, чем земли на Карельском перешейке, которые предполагалось передать
СССР. Помимо этого советское правительство обещало выделить определенную сумму для переселения жителей.
Штейн даже запросил из Москвы карту с нанесенными на ней участками, уступаемыми Советской Карелией
Финляндии. Посмотрев карту, Эркко заявил, что уступаемая СССР территория — это все-таки недостаточная
компенсация. На Карельском перешейке имелась неплохо развитая инфраструктура: железные и шоссейные дороги,
здания, склады и другие сооружения. Территория же, передаваемая Советским Союзом Финляндии, представляла
собой местность, покрытую лесами и болотами. Необходимо было вложить немалые средства, чтобы превратить
эту территорию в пригодный для жизни и хозяйственного использования район. Помимо этого, передвижка
границы на Карельском перешейке открыла бы для Красной Армии прямой путь на Хельсинки.
Б. Штейн вернулся в Москву 6 апреля 1939 года. Фактически второй раунд переговоров
окончился так же безрезультатно, как и первый. После этого правительства обеих стран, не отказываясь от
политических переговоров, начали активно готовиться к силовому решению вопросов, которые не могли быть
разрешены политическим путем. С обеих сторон границы развернулось крупное военное строительство, причем
Советский Союз готовился к наступательным операциям, а Финляндия — к оборонительным. Третий, последний
раунд переговоров между Москвой и Хельсинки состоялся осенью 1939 года, уже в обстановке начавшейся мировой
войны. Согласно советско-германским договоренностям, Финляндия оказалась в сфере влияния СССР.
Осенью 1939 года Сталин окончательно решил разыграть прибалтийскую карту. К концу
сентября СССР вынудил Латвию, Эстонию и Литву подписать с ним соглашения о взаимопомощи. Реакция Финляндии
на заключение этих договоров была крайне отрицательной. 27 сентября Эркко заявил: «Финляндия никогда не
примет решения, подобного тем, которые приняли Прибалтийские государства. Если это и произойдет, то только
в самом худшем случае».
Однако прежде чем предъявить политические и территориальные требования к Финляндии,
Сталин желал убедиться, что Гитлер не будет возражать против действий Советского Союза в Прибалтике и будет
соблюдать условия секретных протоколов.
5 октября 1939 года нарком иностранных дел В. М. Молотов пригласил к себе
финляндского посланника в Москве Ирье-Коскинена и заявил, что советское правительство было бы радо видеть
в Москве финляндского министра иностранных дел или другого уполномоченного финляндского правительства для
обсуждения конкретных вопросов, касающихся улучшения советско-финляндских отношений. Это было уже
настоятельное требование. Молотов настаивал на получении ответа из Хельсинки в течение суток, даже не
пожелав сказать, какие конкретно вопросы советское правительство желало обсудить с финляндской стороной.
Более того, беседуя с Ирье-Коскиненом, Вячеслав Михайлович упомянул о договорах СССР с Прибалтийскими
государствами.
Из Хельсинки успели послать в Москву делегацию. Перед поездкой ее глава
Ю. Паасикиви получил от Эркко инструкции по ведению переговоров. Он должен был обсуждать лишь вопросы о
трех небольших островах в Финском заливе. Вопрос же о Ханко в обмен на советские территории Ю. Паасикиви
был не уполномочен рассматривать. Он также должен был отвергать любые предложения советской стороны о
заключении пакта о взаимопомощи, как противоречащего скандинавскому нейтралитету. Главе делегации
запрещалось обсуждать вопрос об изменении границ Финляндии и размещении на ее территории военных баз СССР.
Паасикиви должен был заявить советской стороне, что Финляндия не пойдет на компромисс, который ущемлял бы
ее независимость и нейтралитет, но любое разумное соглашение, подписанное в Москве, будет немедленно
ратифицировано финляндским парламентом.
Решительный тон инструкций был подкреплен военными приготовлениями. 6 октября
финским войскам был отдан приказ без задержки выдвинуться в приграничные районы. 10-го было объявлено об
эвакуации жителей приграничных городов Финляндии. 11 октября, когда делегация прибыла в Москву,
правительство объявило о призыве на службу резервистов.
Первая встреча финляндской делегации с советскими лидерами состоялась 12 октября.
Первым слово взял Молотов. Он сразу же предложил Финляндии заключить договор о взаимопомощи, подобный тем,
что были подписаны с Прибалтийскими государствами. Ю. Паасикиви отклонил это предложение, и больше этот
вопрос советской стороной не поднимался.
Взамен советская сторона предложила дополнить советско-финляндский пакт о
ненападении, включив в него положение, которое предусматривало бы неучастие обеих сторон в блоках и группах
государств, прямо или косвенно находившихся во враждебном отношении к Финляндии или СССР. После этого
Сталин изложил советские требования к Финляндии, объяснив их соображениями обеспечения безопасности
Ленинграда:
1) Финляндия сдает в аренду СССР полуостров Ханко сроком на 30 лет для размещения
там советской военно-морской базы;
2) советский военно-морской флот получает право использовать бухту Лаппвик как
стоянку для своих кораблей;
3) Финляндия уступает СССР несколько островов в Финском заливе, которые упоминались
на предыдущих переговорах (Сейскаари, Лавансаари, Тютерсы, Бьерко);
4) Финляндия уступает СССР территорию на Карельском перешейке от села Липпола до
южной оконечности города Койвисто;
5) Финляндия передает СССР западную часть полуостровов Рыбачий и Средний;
6) обе стороны разоружают укрепленные районы на Карельском перешейке, оставляя на
этой границе только обычную пограничную охрану;
7) в качестве компенсации за эти территории советское правительство предлагает
Финляндии часть территории Советской Карелии в районе Ребола и Порос-озера, вдвое большую, чем уступала
Финляндия. Советское правительство также готово согласиться на вооружение Аландских островов Финляндией,
но при условии, что другие государства, в том числе Швеция, не будут допущены к вооружению этих
островов.
В тот же день состоялась встреча делегаций, в начале которой Паасикиви зачитал
меморандум, где отмечалось, что безопасность Ленинграда вполне обеспечивалась наличием военных баз СССР на
южном побережье Финского залива. В ответ Сталин сказал: «Вы спрашиваете, какая из держав может на нас
напасть? Англия или Германия. С Германией мы сейчас имеем хорошие отношения, но все может измениться...
У Англии и Германии достаточно сильные военно-морские флоты, которые они в любой момент могут ввести в
Финский залив. И я сомневаюсь, что вы можете в этом случае остаться вне военного конфликта. Англия уже
оказывает давление на Швецию для получения военных баз на ее территории, то же самое делает Германия...»
По мнению Иосифа Виссарионовича, Советскому Союзу нужна военная база на Ханко для того, чтобы в случае
опасности перекрыть артиллерийским огнем вход в Финский залив. По поводу передвижки границы на Карельском
перешейке Сталин заявил: «Поскольку мы не можем передвинуть Ленинград, мы передвинем границу, чтобы его
обезопасить». При этом он сослался на И. Риббентропа, который объяснял нападение Германии на Польшу
необходимостью обезопасить Берлин. В заключение беседы, когда Паасикиви вновь отверг требование о военной
базе, советский лидер заявил, что если судьба базы зависит от того, что Ханко — полуостров, то можно
прорыть канал и сделать Ханко островом.
Переговоры зашли в тупик. Паасикиви предложил сделать перерыв и провести
консультации в Хельсинки. Сталин согласился и выразил надежду, что соглашение между двумя странами будет
подписано 20 октября.
Новая встреча состоялась 23 октября. Паасикиви от имени своего правительства заявил
о желании продолжить переговоры и отметил, что Финляндия готова обсудить советские предложения, если они
не будут противоречить интересам ее обороны и нарушать принципы скандинавского нейтралитета.
Предложения финнов сводились к следующему:
1) Финляндия готова заключить соглашение с СССР о передаче ему в обмен на советскую
территорию островов Сейскаари, Лавансаари, Тютерсы и Суурсаари;
2) Финляндия согласна перенести границу на Карельском перешейке на расстояние
10 километров на север;
3) Финляндия настаивает на неприкосновенности полуострова Ханко и бухты Лаппвик,
поскольку передача этих территорий нарушает нейтралитет страны;
4) Финляндия готова усилить существующий советско-финляндский пакт о ненападении
пунктом о взаимных обязательствах не вступать в группировки и коалиции государств, прямо или косвенно
враждебных той или другой из договаривающихся сторон.
Сталин был немало удивлен таким поворотом событий и заявил, что первоначальные
предложения советского правительства от 14 октября были минимальными.
Беседа продолжалась в течение двух часов и закончилась безрезультатно. Еще через
два часа в Кремле финляндской делегации был вручен советский меморандум. В нем отмечалось, что советское
правительство не может отказаться от своего предложения о предоставлении Советскому Союзу военно-морской
базы на Ханко, поскольку это является необходимым условием обеспечения безопасности Ленинграда. Однако в
Москве сочли возможным изменить предложение от 14 октября о численности советских войск. Советское
правительство считает достаточным для охраны военно-морской базы не 5 тысяч военнослужащих, а не более 4
тысяч. Предложение финляндской стороны о передвижке границы на Карельском перешейке на 10 километров не
является приемлемым, но подлежит повторному рассмотрению. Остальные предложения, изложенные в меморандуме
от 14 октября, должны быть приняты в Хельсинки без каких-либо условий.
Делегация Финляндии вновь попросила отсрочки: Паасикиви и Таннеру стало ясно, что
переговоры достигли критической точки. «Стоит ли придерживаться нейтралитета и скандинавской ориентации? —
задавался вопросом глава делегации и отвечал: — Наше географическое положение связывает нас с Россией.
Сейчас мы должны выбирать между войной, которая может превратить Финляндию в большевистское государство,
или миром, который возможен лишь при условии, что мы будем являться частью советской сферы влияния, когда
внутренняя независимость может быть сохранена, как это было в девятнадцатом веке».
Паасикиви больше импонировала вторая точка зрения. Он считал, что Финляндия должна
принять требование советского правительства о военных базах в устье Финского залива. Одновременно он
надеялся, что Сталин согласится на размещение военных баз не на Ханко, а на других островах, менее ценных
для Финляндии, и пойдет на уступки в вопросе о передвижке границы.
28 октября о советских требованиях были впервые информированы лидеры парламентских
групп финляндского сейма. Они безоговорочно признали верной политику, проводимую правительством на
московских переговорах. Никто не считал нужным отдавать Ханко. Вместе с тем было признано правильным
передвинуть границу на Карельском перешейке, если это необходимо для того, чтобы избежать войны, а также
согласиться с требованием СССР об изменении границы на севере Финляндии.
Паасикиви и Таннер не были удовлетворены полученными от правительства инструкциями.
Их опасения по поводу несогласия советского руководства с уступками Финляндии разделял и Маннергейм. Он
предупредил правительство, что Финляндия в военном отношении не готова к тому, чтобы отказываться от
политики уступок Советскому Союзу. Министр обороны Ю. Ньюкканен считал, что в случае войны Финляндия
сможет продержаться лишь в течение шести месяцев. Эркко, однако, угрожал подать в отставку, если уступки
будут продолжаться. В последней беседе он заявил, что Москва в конце концов откажется от Ханко и
удовлетворится изменениями границы на Карельском перешейке и на севере, а также островами в Финском
заливе. «Русские не хотят конфликта. Они побоятся рисковать перед лицом всего мира», — категорически
заявил министр иностранных дел.
Обосновывая свое мнение, Эркко ссылался на то, что в советскую прессу не
просочилась информация о ходе переговоров. Он считал, что русские побоятся подвергать опасности результаты,
которые были достигнуты в ходе предыдущих переговоров.
Однако Эркко серьезно заблуждался. 31 октября Молотов, выступая на сессии
Верховного Совета СССР, изложил советские требования к Финляндии. Он определил советско-финляндские
отношения как отношения особого рода, поскольку Финляндия испытывает внешние влияния, что вызывает
озабоченность Советского Союза по поводу своей безопасности, в особенности безопасности Ленинграда.
Речь Молотова была явно направлена на то, чтобы общественность Финляндии поняла
«минимальный» характер требований СССР и потребовала бы от своего правительства подписать соответствующие
соглашения.
Однако после его речи среди финнов, напротив, усилилось движение в защиту политики
своего правительства. Эркко заявил: «Всему есть свои границы. Финляндия не может пойти на предложение
Советского Союза и будет защищать любыми средствами свою территорию, свою неприкосновенность и
независимость».
В этой фразе советская сторона усмотрела призыв к войне. И когда 2 ноября
Паасикиви и Таннер прибыли в Москву, они смогли прочесть статью в «Правде», в которой Эркко сравнивался
с польским министром иностранных дел, совершившим ошибку, ориентируясь в своей политике на западные
державы. В статье резкой критике подвергались и Скандинавские страны за активное вмешательство в разработку
вооружения Аландского архипелага. Статья в «Правде» заканчивалась откровенной угрозой: «Наш ответ прост
и ясен. Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на
что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели». После подобных высказываний у финской делегации
усилились сомнения в успешном завершении переговоров.
3 ноября Сталин во встрече с финнами участия уже не принимал. Часовая беседа, в
ходе которой обе стороны лишь подтвердили свои прежние позиции, завершилась ничем. Финны покинули Кремль,
не надеясь больше вернуться. Однако на следующий день Сталин пригласил их к себе. Отыскав на карте острова
Хермансэ, Куэ и Хэстэбусэ, расположенные восточнее Ханко, Иосиф Виссарионович спросил: «Вам нужны эти
острова?» Для финнов этот момент оказался драматическим: ни Паасикиви, ни Таннер понятия не имели об этих
островах. Они попросили предоставить им время для консультаций со своим правительством.
Встреча 8 ноября носила чисто формальный характер. Сталин, выслушав Паасикиви и
Таннера, которые старались убедить его в том, что при условии отказа СССР от военных баз Финляндия готова
пойти на уступки на Карельском перешейке и на севере, неожиданно предложил продать Советскому Союзу
территории в районе порта Ханко. Он мотивировал это тем, что в таком случае военные базы не будут
находиться в пределах территории Финляндии. Финны отвергли это предложение.
Переговоры окончательно зашли в тупик 13 ноября. Паасикиви передал Молотову
заявление, в котором сообщалось, что, поскольку не удалось найти почву для соглашения, делегация Финляндии
вынуждена вернуться в Хельсинки. Здесь же глава финской делегации подтверждал готовность продолжить в
будущем переговоры, чтобы обе стороны смогли прийти к приемлемому решению.
Паасикиви немедленно телеграфировал в Хельсинки о срыве переговоров. В своем
последнем докладе правительству он отмечал, что основной причиной этого явилось советское требование о
расположении военных баз в Финском заливе. По всем же другим вопросам соглашение могло быть достигнуто.
Требуемые Сталиным острова в его изложении стали основной причиной разразившегося вскоре военного
конфликта.
В день окончания переговоров Молотов встретился с германским послом в Москве
Ф. Шуленбургом и заявил, что территориальные уступки финнов в районе Ленинграда совершенно недостаточны и
СССР никогда не отступится от своих требований. На вопрос Шуленбурга, каким образом будет обеспечено
выполнение этих требований, Молотов ответил: «Сейчас это трудно сказать, но от своих минимальных
требований СССР не отступит».
Со второй половины ноября советская пресса начала активную пропагандистскую
кампанию, направленную против Финляндии. Корреспондент ТАСС в Хельсинки сообщал, что финский рабочий класс
находится накануне восстания против буржуазной правящей верхушки, мобилизация резко ухудшила положение
страны, армия истощена дезертирством. В Москве создавалось впечатление, что трудящиеся Финляндии готовы
встретить Красную Армию цветами и флагами, лишь бы она освободила их от «ненавистного господства
буржуазии».
|