М. С. Фролова

«Пережить блокаду - побороть врага»

По окончании учебного года в 1941 году нам, молодежи поселка Песочный Парголовского района (ныне Сестрорецкого) города Ленинграда, поселковый Совет депутатов трудящихся преподнес подарок - в прекрасном уголке поселка, обрамленном большими сосновыми деревьями, построили танцевальную площадку со сценой. Парторганизация и общественность поселка отдали много своего времени и сил для благоустройства.

Был ночной бал с 24 часов 21 июня до 6 часов 22 июня 1941 г. В начале была торжественная часть, поздравление с окончанием учебного года, потом самодеятельность коллектива. Море разноцветных фонариков, цветов. Много народу. Вместе со своими детьми-учащимися разделяли эту радость и их родители. Наш поселок имеет много воинских частей, поэтому пришло и много военных, курсантов, которые пришли разделить нашу радость. Много света. Музыка, музыка, танцы! Сколько радости, сколько удовольствия, мы - почти взрослые! Нам разрешено веселиться до утра!....

Чу, что такое!? В три часа тридцать минут 22 июня нашу радость заглушил появившийся в небе со стороны Финляндии незнакомый самолет со своим странным гулом. Застрочили по нему зенитки. Значит самолет чужой, не наш, и не учебная тревога. Потом вскоре пронеслось шепотом, что это действительно не наш самолет, а немецкий бомбардировщик, пробиравшийся со смертоносными бомбами на Ленинград. Быстро на танцевальную площадку из частей пришли военные патрули, и в один миг не осталось на площадке ни одного военного. Мы смотрели в небо, совсем недавно такое светлое, чистое. Стояли в Ленинграде белые ночи. Стало жутко! Что-то случилось страшное. Снова застрочили зенитки, и мы увидели в небе горящий самолет, падающий в дибунское болото. Тут уж нам не до танцев, гурьбой сорвались было с площадки, хотели бежать к тому месту, где упал вражеский самолет. Но нас остановил офицер и сказал: "Гитлеровские войска внезапно перешли нашу границу. Война!”...

Война! Какое страшное слово! Это же слезы, смерть, кровь, разорение и гибель людей, городов, деревень! Какой ужас! Все праздничное настроение было как рукой снято. Наши юные сердца нам подсказывали: "Месть!". У всех была одна мысль: защищать свою Родину всеми силами, всем своим уменьем, не дать врагу на издевательство, на гибель, отстоять! И, во что бы то ни стало, победить!

Не теряя времени, прямо на площадке, были организованы группы дежурства по улицам, по затемнению домов, маскировке особых объектов, строительству бомбоубежищ, траншей. Вскоре по радио передали речь Молотова, в которой было сказано, что Гитлер, вопреки договору о ненападении, пошел войной на Советский Союз, внезапно, и идут сильные бои. Призвал все население на защиту своего Отечества, не щадя жизни. Но тут и призывать было нечего - наш народ знал свои силы и что победа будет на нашей стороне.

Первый сбитый нашими зенитчикам самолет врага был как бы расплатой за наш сорванный вечер и был предвестником нашей победы. Наши мальчишки сразу повзрослели и потянулись в военкомат, чтобы добровольцами пойти на фронт защищать свою Родину, не дожидаясь повесток. Многие пошли в народное ополчение. Это чуть позже.

Меня, вместе со своими сверстниками, послали сперва рыть за вокзалом траншеи. После того, как траншеи были отрыты, нас послали рыть противотанковые рвы на Карельский перешеек, трудная была работа, тяжелая. Но мы не пререкались, исполняли долг. Обедали прямо, как можно выразиться, за лопатой, во рву. Я была старшая группы, ходила к машине, которая привозила нам хлеб, и несла по многу буханок хлеба. Сначала были сыты хлебом. Но с каждым днем, с каждым разом стали выдавать на бригаду меньше буханок, и мы их начинали делить кусками каждому. А потом сидели без хлеба - машину разбило снарядом. Ну, ничего. Работали и выполняли нужное дело. Ров был готов. Нас перебрасывали на другой участок.

Несмотря на сопротивление наших войск, враг с бешеной силой надвигался на Ленинград, занимая близко находившиеся рубежи к Ленинграду. Досталось однажды и нам. Попали мы под обстрел около Лемболовского озера. Копали ров противотанковый. Вскоре нас отправили домой: пришла замена (это так нам сказали военные). Когда вернулись в Песочную, то увидели, что эвакуируют население пос. Дибуны. Грузят на платформы. Был приказ все население поселка эвакуировать за 24 часа. Страшно переживали и мы – песочинцы: жаль было расставаться с Ленинградом, хотелось выстоять. И начальство как бы слышало наши сердца, все же оставили нас на обороне города. Это был заслон врагу к Ленинграду. Поезда стали ходить реже. Опасно. Как я уже и говорила, что враг с бешеной силой рвался к Ленинграду, и, несмотря на сопротивление наших войск, вскоре Белоостров остался у финнов. Они дошли до старой гос. границы и остановились, но обстрелы из дальнобойных орудий не прекращались. Обстрелы были частые, были недолеты снарядов: разрывались и в Песочной. За нашим домом стоял бронепоезд, который, в свою очередь, тоже часто давал им сдачи. Однажды напротив дома разорвался снаряд и засыпал землей мою старшую сестру, мы едва ее спасли. Воронка эта была очень глубокая, долго ее не засыпали, потом разработали огород. Ну, а в Дибунах были воинские части, медсанбаты, это была чисто прифронтовая полоса с оставшимися 42-мя домами. Дома шли на постройку землянок, траншей, отопление на ДЗОТы и другие военные нужды. Гражданское население жило и трудилось на оборону. Я поступила в педагогический институт.

В начале сентября наш любимый город оказался в кольце блокады. Новая тревога началась за жизнь Ленинграда. Было принято решение разгрузить город, эвакуировать население, заводы. Все желающие могли уехать на "Большую Землю", это мы так называли наши просторы за Ладогой. Уезжали, т. е. вывозили в первую очередь детей, женщин, стариков. В Песочной эвакуировали немцев, эстонцев, латышей, финнов и всех желающих на "Большую Землю", еще тогда, когда эвакуировали всех жителей пос. Дибуны. А оставшиеся люди отдавали свои силы на оборону города. Каждая улица, каждый дом был неприступной крепостью.

Озверелый фашист рвался в город. Горели Бадаевские склады (склады продуктов питания). Запас продуктов был на исходе. Для спасения жизни в городе Правительством было предпринято ввести карточную систему, норма пайка которого часто снижалась и дошла до: рабочим 250 гр. хлеба, служащим - 150 гр., а детям и иждивенцам - 125 гр. в сутки. Особенно трудной была зима 1941-1942 гг. Лютый мороз, заснеженный город без воды и дров, без света, и голодные, холодные люди, едва живые, не теряли надежды, веру в победу, отдавая все силы на разгром врага.

Мой отец работал на заводе им. Сталина, ныне Металлический завод. Когда началась эвакуация из Ленинграда, то ему тоже было предложено выехать. Еще ходили поезда то до ст. Левашево, то до ст. Парголово, судя по обстоятельствам, а до Песочной ходили пешком. Вот он пришел домой и говорит маме, что мне дают места в самолете. Можем уехать из Ленинграда. Мама категорически отказалась и сказала: "Будем жить здесь, а уж если судьба сложится иначе, то умирать будем все вместе здесь, стойко защищая Ленинград. Я считаю, чует сердце, врага остановят, и мы будем живы, победим". Мы остались. Отец был на брони, жил на заводе. Домой приходил редко. Наша семья, как и все ленинградцы, переживала большие трудности блокады. Наступал голод. Жила у нас красивая кошка сибирской породы, беленькая, пушистая. Однажды встаем утром, на крыльце лежит ее шкурка да лапки. В питание пошли уже кошки и собаки.

Железная дорога остановилась. Нет горючего. Разгромлены и Красные склады. Доставка в Ленинград прекратилась. Для того, чтобы город жил и работал на оборону, стали поднимать торф. Заработали заводы, торф дал электричество. Жизнь продолжалась.

В Ленинград мы ходили пешком. Это 22-24 километров. У моей сестры была в Ленинграде квартира, и мы останавливались там переночевать, чтобы преодолеть путь обратно. В основном ходили отоваривать в прикрепленный магазин прод. карточки. Выходили часов в четыре-пять утра. Шли по полотну железной дороги. Не у всех людей хватало силы дойти. Бывало, идешь и насчитаешь человек 15-17 мертвыми. А сколько еще трупов насчитаешь, пока идешь по улицам города до пед. института на Малую Посадскую, чтобы там получить карточки (нам выдавали служащую – 150 гр. хлеба). Но в январе уже не было сил ходить. Однажды ушла я в город, а пришла домой, то увидела бабушку, мертвую, лежащую на кровати. Это была папина мать. Вскоре умерла и вторая бабушка - мамина мать, потом пришел опухший папа. Долго лежал в постели, но не умер, поправился. А помогла нам шкура лошадиная. Кто-то бросил половину шкуры от лошади. Слава богу - не умрем! Притащили домой, опалили ее, нарезали полосками и варили студень. Так было вкусно!

Когда умер двоюродный братик (12 лет), повезли на санках на кладбище к бабушкиным могилкам, то увидели, что могилка бабушки вскрыта и валяются бабушкины косточки с вырезанными мягкими местами тела. Мне стало дурно, я расплакалась. Мы с сестрой Шурой собрали останки и снова закопали в могилку. Вскоре в поселке обнаружились людоеды. Было страшно ходить, и как только на улице стемнеет, так уже никто не выходил из дому. Однажды пришли две женщины, Шурины знакомые. Одна вошла в комнату, а другая осталась за дверью. Сынишка Шурин, Володька (1,5 года), пошел в другую комнату. Женщина подхватила его в мешок, и бежать на улицу. Он закричал, мы выскочили догонять. Конечно, она бросила его в канаву с мешком вместе, бежать от нас. Мы скорее взяли Володьку и понесли его дом. Он не разбился - много было снегу, но испугался. В других семьях было еще хуже. Люди пропадали и не находили.

Был такой случай и со мной - едва уцелела. Пошла провожать вечером подругу. Проводив ее до полпути, возвращалась домой. Увидела пару людей по дороге. Я их обогнала. Что-то жутко стало. Я ускорила шаг. Слышу позади себя топот шагов. Я – бежать. Мужчина за мной. Не помня себя, я открыла калитку - она плотно закрылась за мной, и я только слышу его слова: "Вот сволочь, убежала". Он бросился в меня топором, но попал мимо. А уже в 1947 году этот мужчина пришел к папе, принес продавать рыбу, я сидела на кухне, увидел меня и сказал папе: "Сергей Яковлевич, а я ведь твою дочку чуть-чуть не съел в блокаду зимой". Это был песочинский житель Лоюк Максим Иванович. Теперь-то его давно нет в живых, а тогда не могли к нему применить указ. Он был шофер Ленина, а правда ли это - я не знаю, но фотокарточку за рулем в машине вместе с Лениным всем показывал. Потом ему были даны две рабочие продкарточки. Он был большой, широкоплечий, могучий человек. Но такой страшный в блокадную зиму. Знали, что у него была баня, зачастую люди оттуда не возвращались. Людоедов разоблачали, милиция расправлялась с ними здорово. И потом восстановилась нормальная жизнь, уже мы людей перестали бояться. Но война продолжалась.

Хочу еще рассказать, как я ходила в колхоз "Новоселки" драть кору сосновую. Вызвали маму в поселковый совет и сказали, что приказано всем жителям, ходячим, надо пойти в Новоселки к председателю колхоза Кузнецову, он вам даст скребки, мешки и пойдете в лес. Там валяется много сосны, поваленной от артобстрела, и будете скоблить сахарную часть коры, которую надо будет сдавать на мукомольный завод для того, чтобы ее добавлять в хлеб. Хвоя очень полезна для здоровья. Народу было немного, но вcе согласились, т. к. это было хлебное дело. Надо было каждой семье надрать по 35 килограмм. Кто был у нас в Ленинграде на площади Победы "900 ночей и дней", тот обязательно видел этот кусочек хлеба - суточную норму ленинградца, а кто не успел, то я рекомендую обязательно побывать. Мы этот кусочек хлеба не ели, а сосали как самую вкусную конфетку, откусывая понемногу, завертывали в тряпочку и клали в карман. Какая же для людей была радость, когда открыли санный путь через Ладогу - "Дорога жизни", когда пришел первый обоз с хлебом с "Большой Земли". Были и доставлены другие продукты. Нам прибавили норму хлеба. Настроение стало лучше, жить легче.

Так как занятия мои в институте были приостановлены, то я работала по жакту. После суровой зимы от холода и голода погибло очень много народу. Cил у людей не было, чтобы предать захоронению тело, закапывали в снег, оставляли под лестницей, выносили на улицу и т.д. Пошел таять снег. Обголялись трупы. Их надо собрать и увезти на кладбище в братскую могилу. Лошади не было, так мы впрягались в тележки и везли трупы на кладбище. Там военные взрывали ямы-могилы и клали туда людей. Мы помогали. Из общественности от поссовета были Тотикова, Виноградова М. А. и др. C работой мы справились быстро, и тем самым мы не допустили эпидемии, которая могла бы быть от разлагавшихся трупов весной.

Весной, как только стаял снег, появилась травка "Лебеда" и "Лапник", да крапивка молодая. Стали варить щи. Сначала мы травку нарежем, потом обдадим кипятком, сольем горечь всю, потом добавим крапивки - и щи были - объеденье! Мы все смеялись: пошли на подножий корм - блокаду пережили.

При жакте мне долго работать не пришлось. Весной 1942 года был приказ: пополнить опустевшие ряды Советской армии женщинами, т. к. много и солдат погибло от недоедания. Не дожидаясь призыва, в Военкомат пошли добровольцами девушки и женщины.

3 июня 1942 года я была призвана Парголовским райвоенкоматом в армию. Собралось нас - девушек и женщин в военкомате много, больше сотни. Приехали представители от воинских частей. Я попала в группу, где представителем от в/ч был Гарпинченко. Забрал нас несколько человек в штаб 22 УРа. Привели сразу в столовую, где на каждом столе стояли хлебницы с хлебом! Много!

Конечно, мы "навалились" на хлеб, а потом ходили со вздутыми животами. Начальство это явление заметили, на следующий день хлеба нам сократили. Так постепенно нас "приучали" снова к еде. Я работала ст. писарем в отделе снабжения штаба 22 УРа. Со мной в одном отделе еще были двое - Паня Махоткина и Людмила Васильевна Журавлева, все мы были писарями. А вообще в штабе было очень много женщин и девушек, которые заменили мужчин-солдат, которыми так нуждался в то время передний край.

Кроме выполняемой своей работы, с нами занимались военным делом, строевой подготовкой, стрельбой из винтовки, автомата, пистолета и, конечно, политучебой. Пришлось мне послужить и в женском гарнизоне "Балхаш" 63 ОПАБ (отдельный пулеметно-артиллерийский батальон), но ненадолго. Потом снова вернулась в штаб. Здесь я встретилась с девушками, настоящими воинами. Не отличишь от мужчин-солдат. Это был женский гарнизон, без мужчин. Двухэтажный ДОТ, зарытый в землю, со всей аппаратурой, просматривающей местность, с амбразурой и пулеметом "Максим", и винтовками, и др. боевым снаряжением. И все это на плечи девушкам! Тяжесть на этих плечах неописуемая. Сознание, сила воли, ловкость, стремление осилить врага ненавистного побеждало все тяготы жизни. А в других ДОТах и ДЗОТах, где были наши славные героини-девушки, были истребителями, снайперами, были в горячих точках передовой. Многие погибли при защите нашего города Ленинграда. Вечная им слава, и счастье живым!

Сейчас я на пенсии, пока тружусь, хочется еще быть полезной не только семье, но и обществу - веду общественную работу при Совете ветеранов Карельского укрепрайона.

Каждый год, весной, 9 мая в День Победы встречаемся мы на Черной Речке в воинской части с ветеранами-однополчанами и воинскими подразделениями в торжественной обстановке со всеми почестями у памятника-мемориала, вспоминаем былые времена службы, беседуем в подразделениях с воинами о длинном тяжелом пути солдата ко ДНЮ ПОБЕДЫ.

Мы победили!

Фролова М. С.
бывш. ст. сержант 22 УРа