А. М. Четвертаков

«Активная оборона»

Среди довоенных документов чудом сохранилась пожелтевшая бумажка "Броня", закреплявшая меня на военный период за производством Ленинградского завода № 278. Но началась война, и 1 июля 1941 г. я записался в народное ополчение и, как младший лейтенант артиллерии, был направлен в 13 артполк 12-ой (Приморской) дивизии народного ополчения.

Из Приморской дивизии народного ополчения был послан в 276-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон только что сформированного Красногвардейского (Гатчинского) укрепрайона.

После первого боевого крещения под Гатчиной в сентябре 1941 г., когда немецкие танки прорвали Красногвардейский (Гатчинский) укрепрайон, после полученного позднее под "Пушкиным" первого ранения, из госпиталя, что был размещен в Инженерном Замке в Ленинграде, в декабре 1941 г. меня направили на Карельский перешеек в 22-ой Укрепрайон в 293 ОПАБ.

Комендантом УРа в это время был полковник Котик В. А., командиром 293 ОПАБ - майор Гребенщиков Н. М.

Как артиллерист, был назначен комендантом пушечного ДЗОТа "Слива" на переднем крае обороны танкоопасного направления. Рядом был ДЗОТ "Яблоко", а впереди, выдвинутый за линию нашей обороны, был двухпушечный ДЗОТ (с двумя пушками и двумя пулеметами) "Земляника", позднее переименованный в "Авангард". Позади "Авангарда" был глубокий овраг с нашей землянкой и противотанковый эскарп. Перед обращенной к противнику амбразурой со старой 76-мм пушкой расстилалось довольно ровное, заросшее высокой травой "нейтральное" поле.

До траншей противника 120-150 метров. Слева, крайняя видная из широкой незащищенной амбразуры точка - железнодорожный вокзал Белоострова, справа - крайняя точка - Роща "Круглая". В центре - песчаная высота, которую мы условно называли "Песок", левее которой виднелась полуразрушенная колокольня поселка Александровка. На "Песке" почти постоянно находился наблюдательный пункт и снайперы финнов. Там же часто находились корректировщики минометного и артиллерийского огня, в т. ч. и корректировщики тяжелых 205-мм орудий, которые изредка вели огонь по "Авангарду".

Полагающегося полевого прикрытия перед ДЗОТом не было, т. к. этот ДЗОТ являлся буквально "бельмом на глазу" у противника, и по нему финны постоянно вели минометный, пулеметный и снайперский огонь, выкатывали на прямую наводку малокалиберные пушки и, как сказано было выше, порой вели огонь из тяжелых орудий, поэтому попытки закрепить на "нейтралке" боевое охранение ДЗОТа приводили к большим потерям людского состава, и пехота от этого отказалась.

Так подробно я описываю этот ДЗОТ потому, что вскоре был переведен на "Авангард" комендантом, и здесь, на этом рубеже, прошли два с половиной года моей напряженной, по ночам бессонной жизни вместе с героическим гарнизоном, численность которого была то больше, то меньше 16 человек.

В составе гарнизона "Авангард" были прекрасные люди: старшина санинструктор, он же парторг гарнизона Тороповский, мл. сержант Пашков, ефрейтор Алексеев, наводчик ефрейтор Егоренко, рядовые пулеметчики - Кузьмин, Опарин, Пантелеев, Брюшков, командиры орудия – ст. серж. Губский, ст. серж. Волохович, мл. серж. Нестеров, Николаев, сержант Волков и др.

Гарнизон "Авангарда" четко нес свою боевую службу и днем, и ночью. Особенно внимательно неслась служба наблюдателей на постах ДЗОТа.

Зная, что финны умеют почти бесшумно ночами подползать и уничтожать наши передовые посты, все в гарнизоне, особенно по ночам, "глядели в оба" и чутко прислушивались к звукам ночи.

Надо сказать, что на проволочных заграждениях и спирали "Бруно" у нас было развешено много погремушек, которые не раз нас выручали. Бывало часто, что, уловив малейшее позвякивание погремушек, мы открывали пулеметный огонь и автоматный по заранее пристрелянным площадям, слышали стоны и вскрики раненых, а утром обнаруживали следы "гостей", подходивших близко к нашему ДЗОТу.

Лично я эти два с половиной года никогда ночью не спал и непрерывно дежурил или в землянке, куда мы провели тревожную сигнализацию со всех постов, или ходил по траншеям от поста к посту.

Из расположения нашего ДЗОТа частенько, начиная с вечера, приходивший из штаба армии со своей радиоаппаратурой капитан Хамялайнен вел агитационные передачи на финнов. Иногда начальник корректировочного поста береговой обороны Краснознаменного Балтийского Флота лейтенант Степанов К. А. корректировал огонь и вел контрбатарейную стрельбу по расположению противника.

Частенько, сначала в 1942 г. и в 1943 г., пользуясь тем, что "Авангард" был расположен ближе всех к траншеям финнов, под его прикрытием совершались операции по разведке боем и взятию языков. К нам часто приходили и вели огонь снайперы из многих других подразделений. Да и сами мы по очереди тоже охотились за противником со снайперской винтовкой. Так, в июле 1942 г. меня в такой перестрелке ранило осколком, видимо, разрывной пули прямо на НП, потому что рыжий финн успел на какую-то долю секунды раньше меня нажать на спусковой крючок. В общем, скучать в нашем гарнизоне было некогда, дни и ночи шла напряженная, тревожная, насыщенная боевая жизнь.

Вспоминается, что в период декабря 1941 г. и первых месяцев 1942 г. создалась тяжелая обстановка с питанием. Ходившие в тыл за продуктами солдаты приносили только по маленькому матерчатому мешочку сухарных крошек вперемешку с осколками кирпича и стекла. Это все, что мог дать нам Ленинград из разбитых при бомбежках продовольственных "Бадаевских" складов.

Эти сухарные крошки, после отбора кирпичных и стеклянных осколков, варились с травой и раздавались каждому по принципу "на отвертку".

Меня, как командира, вначале угнетало то, что первые месяцы 1942 г. мы сами не могли вести активной обороны, и огонь противника по нашему расположению был сильнее.

Открытая в сторону финнов пушечная амбразура нашего ДЗОТа постоянно находилась под пулями вражеских снайперов и огнем артиллерии небольших калибров. Особенно досаждал огонь 37-мм пушки, которая била очень точно и много раз выводила из строя наше орудие и личный состав, но выяснить место, откуда она стреляла, пока не удавалось. Был случай, когда снаряд влетел в ствол нашей старой 76-мм пушки. ...

В общей сложности оружейники батальона Е. Егоров и К. Каргин со своей командой ремонтировали или заменяли орудие по ночам, под обстрелом противника более 7 раз. Через некоторое время мне стало понятно, что это огневое преимущество финнов было результатом того, что у противника на нашем участке была сильная оптика, и они видели нас лучше, чем мы их. В это время мы располагали одним слабым перископом и двумя биноклями, которыми пользоваться было затруднительно, т. к. были случаи, когда вражеские снайперы, если хоть немного зазеваешься, били прямо в окуляры бинокля.

В последний раз ремонта нашего орудия, что было, примерно, в середине 1942 г., взамен 76-мм пушки старого образца была установлена новая сорокопятка "ДОТ-4", которая имела броневую плиту вместо открытой амбразуры и телескопический прицел. Одновременно, по моему рапорту, командование выделило нам сильную стереотрубу, которую мы хорошо замаскировали под сучок сухой сосны и установили вечером на наблюдательный пункт. В это же время мы упростили и усовершенствовали связь между НП, находящимся рядом с ДЗОТом снаружи, и орудийным расчетом в самом ДЗОТе. Для этого проложили отрезок железной трубы, на концы одели гофрированные резиновые шланги от противогазов, в них закрепил, для плотного прилегания к уху, наконечники, сделанные из снимающихся снарядных латунных колпачков. Получился хороший, простой и надежный переговорный аппарат, как на кораблях флота. После этого все изменилось в короткий срок. "Авангард" перешел к активной обороне и сделался, в полном смысле слова, хозяином положения на своем участке, а в батальоне нас стали называть "хозяином передовой".

Были обнаружены и засечены почти все огневые точки, наблюдательные пункты и места расположения финских снайперов, не известных ранее. Была составлена панорама с данными, подготовленными для ведения орудийного и пулеметного огня в любое время, даже при отсутствии видимости. Эти данные наводчики орудия Егоренко и Алексеев, пулеметчики Кузьмин, Опарин и др. знали "назубок". Они могли вести стрельбу в тумане и ночью.

Мне вспоминаются такие эпизоды: буквально на следующий день после получения и установки стереотрубы, с рассветом, был обнаружен снайпер, который в маскхалате поднимался из траншей на высотке "Песок". Он вылезал неторопливо, неторопливо же укладывал свою снайперскую винтовку и, когда все это сделал и неподвижно замер, у меня непроизвольно вырвалось: "Ого, голубчик, попался, теперь мы знаем, где тебя искать". Второго снайпера обнаружили под корнями большого развесистого дерева, много правее высотки "Песок".

В этот же день были обнаружены и тщательно засечены несколько маленьких амбразур пулеметных огневых точек и др. Наконец-то мы увидели то, что невозможно было разглядеть раньше.

Доложив комбату и получив разрешение действовать по своему усмотрению, мы одним точным снарядом уничтожили снайпера на высоте "Песок", а еще через день и того, что сидел под корнями. Это были выстрелы первые из новой пушки, и мы убедились, какое точное, буквально снайперское, это было орудие.

С этих дней на нашем участке резко снизилась активность снайперов, но усилился минометный огонь, и участились ночные вылазки, чтобы тихо подобраться к нам и вырезать нас. Благодаря хорошей организованности наблюдения, особенно по ночам, хорошей дисциплине, слаженности в работе пулеметчиков и артиллеристов, а также благодаря заранее произведенной пристрелке по всем подходам, мы много раз отбивали финнов, подбиравшихся к нашему переднему краю ночью, а когда становилось светло, видели проделанные проходы и следы этих вылазок. Как уже говорилось выше, обнаруживать эти ночные вылазки нам очень помогали навешенные на проволоку побрякушки.

Днем таких вылазок не приходилось опасаться, потому что вся "нейтралка" была под наблюдением многих наших огневых точек, расположенных выше, за нами, которые, в случае надобности, могли открыть массированный огонь, что противник понимал и очень боялся.

Поскольку отличная стереотруба позволяла нам обнаруживать в расположении противника даже мелочи, мы стали обнаруживать в разных местах вражеских траншей появляющиеся перископы, видимо, корректировщиков-минометчиков и, ведя огонь по этим перископам, добились того, что и минометный огонь по нашему расположению заметно сократился, потерь у нас почти не стало, и мы действительно чувствовали себя хозяевами передовой.

Вот что значит отличная техника (сильная стереотруба и прекрасная, точного боя, пушка) плюс хорошее наблюдение, дисциплина, слаженность гарнизона и умение владеть своим оружием. Все вместе взятое позволило нам вести действительно активную оборону и утвердить наше превосходство над противником.

Примерно в августе 1942 г. командиры всех огневых сооружений были вызваны в штаб батальона. Там нам сообщили, что по данным разведки вскоре (конец августа-сентябрь) ожидается большое совместное наступление немцев и финнов в нашем районе с целью прорваться в Ленинград и соединиться с группировкой войск, осаждавших город Ленина с юга.

Мы поклялись, что не пропустим врага через наш укрепрайон. Многие в этот день вступили в партию. Я тоже вступил. Это наступление не состоялось, видимо, из-за плохого положения фашистов под Сталинградом.

В повседневной напряженной военной жизни подразделений переднего края обороны Ленинграда на Карельском перешейке в период войны было много различных эпизодов, которые теперь кажутся такими повседневными, такими далекими. Некоторые из них, коротко описанные, попадали на страницы газет, например, на стр. "Ленинградской правды", некоторые и в другие газеты, и все они, несмотря на много прошедших лет, остаются незабываемыми для участников.

Например, мне на глаза попалась малюсенькая заметка из газеты "На страже Родины" лета 1942 г. Она называлась - "Опередили врага". Вот она: "Во второй половине дня финны выкатили на передний край 45-мм пушку, намереваясь открыть огонь по нашему ДЗОТу, но артиллеристы лейтенанта Четвертакова внимательно наблюдали за противником. Они сразу разгадали замысел финнов и опередили врага. Двумя снарядами наши артиллеристы разбили вражескую пушку" (Н. Николаев).

И вспомнилось .... Когда уже вечерело, на полосе ничейной земли становилось все темнее, и вражеские траншеи просматривались уже с трудом, в землянке раздался один звонок - вызов на наблюдательный пункт, расположенный рядом с северной пушечной амбразурой нашего ДЗОТа. Быстро, засунув за пояс ручную гранату, передернув затвор пистолета, по ходу сообщения я побежал на НП.

Ефрейтор Пантелеев, оторвавшись от стереотрубы, которая недавно была нами получена и которая "открыла глаза" на многое в расположении противника, возбужденно доложил: "Посмотрите сами, тов. лейтенант, они что-то делают в траншее у кустов, левее ориентира-3". Прильнув к окулярам, увидел, что там из траншеи несколько солдат выкатывают на открытую позицию легкую 37-мм или 45-мм пушку с оптическим прицелом. Зная точность стрельбы таких пушек, нетрудно было понять план противника.

Сейчас вести прицельный огонь невозможно, стало темно, значит, они хотят с рассветом стрельбой прямой наводкой вывести из строя наше орудие. Дождавшись, когда возня в траншее прекратится, были быстро подготовлены данные для стрельбы нашего орудия, и принят план ответных действий, который сводился к тому, чтобы рано утром опередить в той дуэли противника и разбить пушку вместе с ее расчетом.

Вызвав в ДЗОТ орудийный расчет с командиром Губским и наводчиком Егоренковым, объяснив свой замысел, приказал заранее навести наше орудие (тоже с оптическим прицелом) на цель, подчеркнул,что утром надо будет опередить вражеский расчет на несколько мгновений, и отпустил расчет отдыхать.

Ночь прошла спокойно. "Нейтралка", как всегда, освещалась светом осветительных ракет, но выкаченная пушка в кустах была хорошо замаскирована ветками, и ее не было видно. Проверяя посты, присматриваясь и прислушиваясь ко всем ночным звукам, я в то же время в уме думал, как будет покончено с очередной затеей врага.

Докладывая командованию по телефону обстановку на своем участке, сообщил о затаившейся пушке, о своем плане действий и получил "добро". Перед самым рассветом занял место у стереотрубы на НП. Огневой расчет встал по местам у орудия, осколочный заряд заложен в пушку, замок закрыт, и все замерли в ожидании.

В слабом утреннем свете в окуляры стереотрубы стало видно, как из траншеи начали вылезать один за другим четыре солдата в мышиных мундирах и медленно, без резких движений, поползли на свои места и стали раздвигать маскировочные ветки. Наводчик присел на колено у пушки, из траншеи высунулся по пояс командир, помедлил немного и поднял вверх руку... и в это время последовала команда: "осколочным два снаряда, беглый - огонь". Сейчас же раздались два выстрела, один за другим, и там, где стояла вражеская пушка, взметнулся огонь, дым, взлетели вверх колеса, земля, ветки и тела солдат. Все было кончено двумя снарядами, и опять все затихло.

Позднее было видно, как в траншею противника баграми стаскивали все, что осталось от вражеской затеи.

На следующий день противник стал вести методический обстрел по нашему ДЗОТу из тяжелого 205-мм орудия, которое нередко вело огонь откуда-то издалека. Снаряды ложились все ближе и ближе. Земля ходуном ходила от разрывов. Зная, что неподалеку должен быть вражеский корректировщик, и тщательно осмотрев в своем секторе наблюдения все траншеи противника, обнаружили перископ. Этот перископ был нами сбит двумя снарядами, и обстрел прекратился.

Гарнизон "Авангард" стоял на защите своего города и четко, днем и ночью нес службу свою.

Вот лежит передо мной еще одна сохранившаяся вырезка из газеты. На этот раз из "Ленинградской правды". Эта вырезка, так сказать, "вещественное" воспоминание о еще одном из запомнившихся эпизодов нашей обороны.

Вероятно, финны, убедившись, что "Авангард" им не взять с помощью обстрелов и ночных "тихих" вылазок, решили проникнуть на наш передний край теперь уже с помощью дымзавес. Об этом сообщила "Ленинградская правда" от 22 мая 1943 г. в разделе "В боях за город Ленина". Заметка эта называлась "Артиллеристы начеку".

Даже сейчас, спустя много лет, в моей памяти сохранились подробности этого нападения.

Ранним утром 20 мая 1943 г., когда было уже светло, в землянке, куда я только что пришел с НП, окончив ночное дежурство, собирался позавтракать и отдыхать, раздались тревожные звонки. Я выскочил из землянки и в первое мгновение ничего не мог понять. На землю сверху влетали и шлепались какие-то продолговатые черные цилиндры, не похожие ни на снаряды, ни на мины. Они отчаянно шипели, и из них выходило много черного, едкого дыма, который заволакивал все вокруг. Дышать этим дымом было невозможно, поэтому я сразу объявил химическую тревогу ударами в латунную пушечную гильзу, которая была подвешена у землянки. Весь гарнизон, уже в противогазах, занял свои места по боевой тревоге и начал вести артиллерийский, пулеметный и автоматный огонь по всем ранее пристрелянным подходам к ДЗОТу, а когда временами появлялась видимость - по солдатам противника на нейтральной полосе.

Все это подробно описал военный корреспондент ТАСС в помещенной выше статье. Прибыл к нам этот корреспондент очень быстро, почти сразу, как только кончился обстрел. Вскоре также к нам прибыл нач. химбатальона ст. лейтенант Шульц (теперь он - академик), затем офицеры и химики из штаба армии, т. к. было первоначальное предположение, что газ был "ОВ", но потом, к счастью, это не подтвердилось.

В этой операции мы не понесли никаких потерь, кроме как в первый момент - наглотались этого черного дыма.

После налета на "Авангарде" некоторое время все успокоились, а потом опять дни и ночи потекли с перестрелками, с ожиданием ночных вылазок, в боевой службе, в обычной напряженности.

Здесь я рассказал о боевой жизни в обороне только одного из многих гарнизонов переднего края Карельского укрепленного района, а таких точек на нашем переднем крае было много.

Наконец-то наступил и "на нашей улице праздник".

В конце мая 1944 года на Карельский перешеек стали прибывать свежие полевые части. Как потом выяснилось, это была 21 Армия, которая должна была нанести удар на Выборгском направлении, возвратить г. Выборг и далее выполнять поставленные задачи.

9 июня была проведена большая массированная артподготовка, о которой много было написано в истории войны. Затем, 10 июня, после короткой артподготовки последовало стремительное наступление полевых частей, причем огонь артиллерии все время переносился вперед наступающей пехоты.

Меня за несколько дней до начала артподготовки с "Авангарда" перевели на другую огневую точку, состоящую из 3-х бронированных танковых башен с 76-мм орудиями. По моему рапорту с просьбой участвовать в этой артподготовке и по последующему разрешению, после проведенной отдельными снарядами пристрелки, 9 и 10 июня мы участвовали всеми тремя орудиями в артподготовке. По всему переднему краю противника гремел и бушевал огонь и взрывы, а 10 июня 21-я армия пошла в наступление, сметая все на своем пути.

К 21 армии была придана часть сил 22-го Укрепрайона. Меня назначили командиром артиллерийской батареи № 15 из 4-х полковых 76-мм пушек, но сказали: "Тяги нет, ни механической, ни конной. Сами покатите свои пушки с небольшим боезапасом снарядов в составе второго эшелона"... 11 июня мы двинулись.

Мы катили свои пушки по следам первого эшелона полевых войск и всюду встречали картины только что прошедших боев. Например, пересекая уже взломанную линию Маннергейма, мы видели за каждым бетонном надолбом трупы убитых, а в ДОТах этой линии стояла еще горячая еда.

Отступающие финны оставляли "кукушек" (одиноких стрелков), которые выбирая удобный момент, стреляли по нашим воинам. Одна из таких "кукушек" чуть было не подстрелила меня, когда мы только что остановились на небольшой привал, пройдя линию Маннергейма. Чтобы сорвать несколько спелых ягод земляники, я наклонился, и в это время короткой очередью из автомата срезало верхушки куста, буквально в нескольких сантиметрах от моей головы.

По моей команде "в ружье" мы бросились по направлению выстрелов прочесывать лес, нашли окопчик, где сидела "кукушка", но саму "кукушку" не нашли, а долго искать было некогда.

По полученному предписанию, двигаясь первое время за полевыми частями, мы отвернули восточней, в район "Ояпельто" - "Повалан-мяки".

3 июля батарея прибыла в назначенный район, я выбрал огневую позицию для одного и другого взвода с расстоянием между ними 100-120 м. Начали окапываться, но грунт был настолько каменистым, что с трудом отрыли только небольшую траншейку для укрытия личного состава.

Это была большая высота, с которой даже невооруженным глазом был виден другой берег р. Вуокса. Одним взводом командовал лейтенант Дидык, с другим остался я.

4 июля начали вести огонь по высоте "Повалан-мяки", где было обнаружено скопление финнов.

Позднее, т. е. 5, 6, 7, 8 и 9 июля 1944 г. вели огонь по вражескому берегу р. Вуокса, поражая и рассеивая автомашины, гужевой транспорт и живую силу противника.

9 июля при стрельбе, прямо из орудия, нас накрыл, неизвестно откуда появившийся, миномет, и я был в третий раз ранен, получив множественные осколочные ранения и тяжелое ранение в левую руку. Расчет, укрывшийся в окопчике, затащили меня туда же и, когда кончился обстрел, на плащ-палатке потащили меня в полевой медсанбат. Когда проходили мимо штаба батальона, кто-то оттуда выскочил и крикнул: "Четвертаков тоже убит".

Из полевого медсанбата я был направлен в г. Выборг, а оттуда на санитарном поезде в госпиталь на Суворовском пр. в Ленинграде и позднее - в нейрохирургический институт.

В декабре 1944 г. после выписки из госпиталя был направлен командиром 1 роты 1-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона 17-го укрепрайона. В декабре 1945 г. был демобилизован. Позже мне стало известно, что на берегу р. Вуокса погибли очень многие из нашего 293 ОПАБа.

б. Комендант двухпушечного ДЗОТа "Авангард" 293 ОПАБ
лейтенант Четвертаков Анатолий Михайлович