Свиногонов Михаил Тимофеевич

Воспоминания о годах службы в Карельском УРе

Михаил Тимофеевич Свиногонов родился в 1924 году. В 1946 году, по окончании военного училища, был направлен в Карельский УР, где прослужил на разных должностях влоть до 1960-х годов.
Скончался Михаил Тимофеевич в 2004 году, похоронен на Сестрорецком кладбище.
Воспоминания М. Т. Свиногонова о годах его службы в КаУРе были записаны в июне 2000 года в форме интервью, проводившегося сестрорецким краеведом Борисом Еремеевичем Ривкиным и Дмитрием Шелеховым.

Начну с того...

В августе 1946 года я закончил Смоленское стрелково-снайперское училище. Это училище сразу после нашего выпуска, вернее - одновременно с нашим выпуском, было полностью расформировано. И нас, кто помоложе, примерно 60%, оставили в кадрах - в армию направили, в войска, а остальных сразу уволили в запас.

Прибыли мы на Черную Речку. Там стоял штаб укрепрайона.

- Черная Речка - это где?

У Сертолово Черная Речка. Конечно, Сертолово тогда было [просто] точка, там ничего не было, а Черная Речка - это был городок, штаб укрепрайона.

В это время в этом укрепрайоне было пять отдельных пулеметно-артиллерийских батальонов. Каждый батальон, безусловно, был разной структуры, то есть разной организации. Вот, наш 106-й пулеметно-артиллерийский батальон имел девять пулеметных рот. И в этот батальон по структуре входил "Слон". "Слон" - это двухорудийный полукапонир.

- ДОТ на берегу...?

Полукапонир назывался... То есть обстрел вел в одну сторону.

- Узконаправленный?

Узконаправленный, в одну сторону. А если ДОТ или, соответственно, капонир, любое сооружение, имел обстрел в две стороны, то, как правило, он находился за сопкой или за возвышенностью и обстрел [вел] в разные стороны. Таким был "Миллионер" в Белоострове. Там стояло четыре орудия, но его называют "недостроенный". Сам этот капонир был достроенный, но его должны были обеспечивать пулеметные ДОТы, то есть, чтобы к нему противник не мог подойти.

И, соответственно, вот таким капониром был "Комар". Это чисто пулеметный [ДОТ].

- Это самый маленький?

Самый маленький. Двухамбразурный. Все остальные ДОТы (ну, их называли "долговременные фортификационные сооружения") были в большинстве случаев четырех- или трехамбразурные, то есть у них обстрел [был] почти круговой. [Даже] не почти, а полностью круговой. Сзади, где входные, основные двери, там были...

- Запасные амбразуры?

Запасные амбразуры. Но они в основном ружейные были. Ну, и во многих ДОТах были установлены танковые пулемёты.

- Танковые - это крупнокалиберные? Или...?

Нет, нет. Крупнокалиберных в то время нигде ни одного не было.

- Все они 7,62?

Все пулемёты 7,62. Все Максимки. Потому что разнокалиберные, разношерстные, разного образца - невозможно [было устанавливать]. [Поэтому] все они одинаковые.

Вот я уже после войны встретил ружейных мастеров и кладовщиков. Они говорят, [что] в 106-м этом батальоне на складе лежит 138 пулемётов. Ты представляешь - в одном!

- Это 138 пулемётов, снятых с ДОТов?

Их постоянно снимают и кладут на склад, или хранят в ротах. А когда тревогу объявляют - гарнизон выходит, но это [уже] после войны. А во время войны постоянно люди жили в этих ДОТах.

- В 106-й батальон входили ДОТы от берега, от залива и вдоль границы - на острове, вдоль Ржавой канавы...?

От Александровки - Тарховка, Дубки и вот то, что ты говоришь - на острове и вдоль [границы] до "Слона". От "Слона" и до Белоострова - пустое место. Здесь болото было сплошное, здесь никаких ДОТов не было.

А в Белоострове - это основной был [батальон]. Потому что основное направление на Ленинград - это через Белоостров.

И, как я понял, было два батальона. Один батальон стоял вот здесь в Курорте у нас...

- Во время войны?

Во время войны. Где сейчас детский санаторий - в этих зданиях. Но, вернее, там сейчас построили новые здания. А тогда было два всего здания - каменные, кирпичные. И, соответственно, второй батальон был - Белоостров и до Серебряного ручья.

- Туда - по Александровскому шоссе?

Нет, Александровское шоссе - там ничего, ни одного ДОТа не было.

- А куда Серебряный ручей - в сторону Каменки?

Вот, Каменка и до Серебряного ручья - туда в сторону Медного Завода и Сертолово. Там второй батальон был.

А после войны, когда я приехал сюда в Курорт, в штаб, [то] мы здесь простояли наверное дней двадцать всего. И нас выгнали...

- Это из Детских Дюн имеется в виду?

Да. Из Детских Дюн. И перевели в Каменку.

Командиром батальона был, как я сейчас помню, подполковник Широков. Вот. И я его и хоронил. Только не помню в каком [году], по-моему, в 1958 или в 1959 году, что-то в этом роде, или даже в 1960-м.

- А в Тарховке где ДОТы были?

А в Тарховке на самом берегу - пулеметный. Он простреливал все побережье.

- А в Дубках? Вот этот вот холм почти на самом берегу, где беседка поставлена...?

Да, да. Была построена беседка, сейчас она, по-моему, разрушена - нет ничего.

И, соответственно, одиннадцать пулеметно-артиллерийских ДОТов. Вот то, что ты называешь - на острове...

- Остров и Ржавая канава - до шоссе? Вернее - до Сестры.

До Сестры.

- Если в ДОТе четыре амбразуры - значит, четыре пулемета. И сколько же получается гарнизон или экипаж?

Гарнизон называется. Гарнизон - начиная от четырех человек, то есть не четырех, а пяти - вот в этом "Комаре".

- Это значит две точки?

Два пулемета.

- Первый и второй номер и старший?

И старший кто-то, командир.

- А в остальных? Когда четыре амбразуры?

В остальных примерно так. Где три-четыре амбразуры. Два человека - пулеметный расчет. В каждую амбразуру, соответственно, по два человека. Это, допустим, шесть или восемь. Сохлажист.

- А кто это такой?

Система охлаждения.

- Специалист по охлаждению?

Специалист по охлаждению. Связист, телефонист, кто-то в этом роде. Тоже два их человека. Командир. Он же и водитель перископа.

- А перископы в каждом ДОТе были?

Обязательно - в каждом ДОТе перископ. И в каждом ДОТе - отдельный боевой каземат на каждый пулемет. Снарядный - не обязательно. Вот в артиллерийском ДОТе обязательно на каждое орудие - отдельное снарядное [помещение]. А в пулеметных не обязательно. На несколько даже ДОТов может быть одна снарядная.

- А ленты были обычные, максимовские?

Максимовские.

- Не удлинённые?

Нет. Обычные.

- Тряпочно-металлические?

В то время не было еще [металлических]. Металлические изобретены были после войны.

- Она называлась тряпочно-металлическая. Металлическая - как бы патрон держался, а сцепки...

Вся полностью лента - тряпочная, а только перегородка между патронами - металлическая.

- Вот это я и имею в виду.

Так она никакого крепления не имеет. Она только, чтобы патрон туго входил и туго вынимался, чтобы не болтался как попало.

[Какие вопросы] по устройству самому?

- Размеры?

Размер примерно такой: на каждый пулемет - комната пять-шесть квадратных метров.

- То есть, если четыре пулемета - это 24 квадратных метра внутри?

Внутри. Кроме этого, командирско-перископная рубка. Перископ - это точно как на подводной лодке.

- И они ставились примерно по центру?

Примерно в центре ДОТа. Там называется - обсадная труба. Вот в эту трубу и вставляется перископ. Ну, перископ на подводной лодке ты представляешь примерно? Метра два с половиной - три высотой. И, соответственно, он, по-моему, десятикратный. Увеличение десятикратное у него.

- Михаил Тимофеевич, ведь сейчас ДОТы у нас стоят в лесу - кругом лес. А как же у них зона обстрела была обеспечена?

Когда я приехал, со "Слона" я делал съёмки - кроме пеньков, ничего не было. Абсолютно голое поле было.

- Лес был вырублен специально?

Не знаю, специально или не специально... Мы в 1946 году, поздней осенью и зимой, вытаскивали из Ржавой канавы противоэскарп. Там были вот так вот вбиты подряд восьмиметровые бревна.

- Это с нашей, как бы, стороны?

С нашей стороны.

- Для того чтобы танки не могли [пройти]?

Да.

- Но ведь Ржавую канаву можно только зимой пройти?

Зимой только.

- Это сейчас она заросла.

И сейчас танк утонет. Я тебе говорю - восемь метров была глубина этого [противоэскарпа].

- Это значит - перед ДОТами лес до войны, в 1941 году, был срочно вырублен?

Полностью был вырублен - одни пеньки были.

- Но ведь ДОТы же тогда могли просматриваться из-за линии фронта?

Вот, как раз ты говоришь - островок, [там] самый крайний ДОТ после войны существовал как стрельбище. В сторону Сестры-реки, туда, где впадает...

- Да, я понял.

Вот в эту сторону мы все время стреляли.

- Учебные стрельбы?

Учебные стрельбы проводили из этого ДОТа. И, соответственно, я считал - 153 попадания снарядов в него было. То есть, вмятинки вот такие - значит, что снаряд разорвался.

- Мы померили - примерно 80 см толщина стенки у них. Надземная.

В каком ДОТе?

- ДОТ, который сразу за Детскими Дюнами. Он такой сейчас - черный.

Примерно знаю. Это...

- А вообще они все были именные или как? Или номерные? Как вообще?

По карте этого укрепрайона они были номерные.

- А в народе?

А мы называли по имени. Все я не помню. А вот, где сейчас возложение венков происходит, это, по-моему, "Чайник" был.

- Маленький - "Комар"?

"Комар". А вот эта группа, три штуки - "Червонец", "Чайник", "Чемодан". Это вот я запомнил. А остальные не помню. Даже не помню, из которого мы постоянно стреляли, и то я не помню его названия. Знаю, что в Каменке такой же был ДОТ, из которого тренировались. Там назывался "Курок".

- Но Вы в 1946 году уже никого не застали из тех, кто служил во время войны?

Нет. Я помню, после войны кто были. А кто из них был во время войны, я не помню. Не знаю никого, кто оставался здесь...

- И до какого времени эти ДОТы обслуживались, будем так говорить?

В 1954 или в 1955 году "Слон" переоборудовали, до этого их все время охраняли. И, мало того, все ДОТы были замаскированы. Пилили вот такие чурочки от бревен и наколачивали на доски. Как будто это поленница дров. Или делали специально вроде дачи.

- Ну вот этот, "Чайник" - он же одно время дачей был оформлен после войны?

Вот я и говорю - вроде дачи.

- Потом какой-то из них был как сарай лесной оборудован.

Сарай был лесной. Были поленницы дров, были еще по-разному замаскированы. Это уже после войны. Это делали примерно в 1951-м - до 1954 года. [Такая] маскировка была. Во время войны маскировка была одна - натягивалась сетка...

- Ну эта сетка же только авиационная маскировка?

Ну как авиационная? И издали тоже.

- От визуального наблюдения?

Визуальное наблюдение тоже. Не всегда поймёшь, что это ДОТ, сопка и всё вроде, [если] так просто смотреть.

Что там еще было? Как правило, в большинстве своем эти ДОТы - двухэтажные.

- Боевой этаж и...?

Боевой этаж и жилой. Жилой - там столовая, кухня, спальное помещение и комната отдыха вроде или еще что-то.

- Между ДОТами подземных сообщений нет?

Нет, нигде здесь не было. Делали траншеи, перекрывали траншеи, ходы сообщения. Ну это временное. Они разваливались и все погибли. А так, официально...

- А заполнение между ДОТами было пехотное?

Пехотное заполнение. Они друг другу не подчинялись.

- ДОТы были как обеспечивающие?

Нет, ты что!

- Ну, артиллерийское прикрытие?

Финны дошли до Ржавой канавы, дальше и не пытались идти. Немцы в районе Белоострова один раз попытались сделать [прорыв]...

- Ну хорошо, а вот этот танковый прорыв? С тыла "Слона"?

Какой танковый прорыв?

- Ну об этом все время говорят...

Говорят...

- Три танка, которые подбили ополченцы...

Слышал я, что по берегу Финского залива, вот где ты говоришь - остров, два или три танка, не танки, а танкетки, шли прямо по песку, дошли до [того места], где впадает Ржавая канава, повернули и ушли обратно. И больше никто не подходил, никто никогда ни одного танка не подбивал.

- Странные вещи...

Мало того, два с половиной или три года тому назад вдруг звонят и вызывают меня в военкомат. Прихожу - там человек восемь финнов, один называется, что он представитель правительства финского, приехали искать - якобы здесь в Сестрорецке похоронены 98 погибших финнов. В одном из боев, дескать, погибли 98 человек, и здесь были похоронены. Я говорю: "И слышать не слышал, и такого быть не может, чтобы финны, если даже и погибли здесь, чтобы их здесь похоронили - такого не было, конечно". Они достают английские, французские и другие печатные издания, газеты, в основном, и журналы. Показывают: "Вот, смотри - памятник стоит". Это то, что стоит на самом берегу, у Сестры-реки.

- Типа пограничного столба?

Да, столб. Надолбы закопаны. Я говорю: "Так это никакого отношения [не имеет], и никакого там захоронения не было. Это просто символ, что была финско-русская граница раньше - этот памятник установлен. И линия обороны была на Ржавой канаве.

И показывают наше воинское кладбище, где [мы] возлагаем венки. И этот представитель правительства говорит: "Ну может же быть, чтобы вместе с русскими и финнов похоронили?" Я говорю: "Вы что, считаете, что русские дураки были - врагов хоронить со своими героями?"

- А вот еще такой вопрос, Михаил Тимофеевич. Он может быть не совсем по теме, но он меня все время интересует. На мемориальном кладбище могилы только 1943 и 1944 годов, даже в основном 1944 года. А 1941-1942?

Значит, я был назначен военкомом и председателем исполкома в 1953 или в 1954 году, точно не помню, председателем комиссии по перезахоронению останков погибших воинов. Это по требованию - тогда был Териокский исполком, и по требованию руководства этого района, чтобы все выявленные захоронения собрать и похоронить на братском кладбище. И, соответственно, у меня было человек десять работяг взято, чтобы откапывали. И представители из санэпидстанции, представители от райкома партии и от комсомола.

- Ну это все в Зеленогорске?

В Зеленогорске.

- А у нас? На нашем мемориальном кладбище?

У нас, я вот и говорю... Единственное, как я сделал это дело, месяца через три - через четыре приезжает капитан второго ранга из Североморска и газету показывает, что вот мой брат Герой Советского Союза лейтенант Булавский, командир артиллерийской батареи, был похоронен в Белоострове.

- Ну это в 1939 году?

Нет, в 1940-м.

- В Финскую войну?

В Финскую войну.

Приехали туда на место - где ему сказали, что [брат] похоронен. Там рядом с железнодорожным мостом, не больше ста метров в сторону Дибунов, была землянка, и жила там старуха. И она говорит: "Вот здесь стоял столбик со звездочкой - вот здесь захоронен". Я говорю: "Да не может быть, чтобы Героя Советского Союза похоронили в этом вот... Два метра от железной дороги и метров семьдесят от железнодорожного моста. Чтобы здесь похоронили Героя Советского Союза - не может быть". Он говорит: "Ну, а что? Мне сказали - здесь". Ну, давай копать - откопали два скелета. Не один, а два. И по всем признакам - ботинки и ремни, видать, что это солдаты.

Значит, начал опрашивать подальше. Оказывается, сразу после войны мост этот охранялся. И там стояли охранники. Притащили какую-то мину, стукнули молотком. И два - насмерть, а двоих увезли в госпиталь, не знаю их последствия. Так вот этих двоих [погибших] и похоронили здесь.

- И написали - Булавский?

Нет. Я говорю: "Ну что?" Он говорит: "Ну что, явно не он".

Значит, начал заниматься, пошел в отдел кадров завода. Мне сказали: "Да, есть на заводе, работает сын бывшего смотрителя Белоостровского кладбища". Нашел я его, стал опрашивать. Он говорит: "Да, помню я, бегали по кладбищу [детьми], знаю, что были похоронены в 1939-1940 году два Героя Советского Союза на этом кладбище. А какой из них артиллерист, какой - летчик, я не помню. Один вот здесь, а второй - там дальше".

Пришли - траншея проходит, и прямо на бруствере этой траншеи стоит остаток, камень от памятника. Ну, видать, что это не рядовой, видать, что это кто-то знаменитый был. Начали копать - вот так вот от траншеи сразу кости уже. Я говорю: "Давайте не лопатой, а руками перегребайте всё, ищите какие-нибудь признаки". Начали копать - в первую очередь попадает пряжка от ремня.

- Офицерская? Командирская?

Командирская пряжка, со звездочкой. Ну её плохо видать, эта медь окислилась, но все равно сразу видно. Давай копать дальше. Сапоги. Явно - летчики носили сапоги?

- Нет.

Нет, конечно. Явно артиллерист. Или пехотинец в крайнем случае. Ну, пехотинцы - [у них] обычно кирзовые сапоги, а это - хромовые сапоги. Давай дальше копать [там], где памятник остался, под ним выкапывать. Нашли перекрестие на эмблеме - пушка.

- Стволы.

Стволы. Ну, эмблема пушки. И кубик. Я говорю: "Что? Как будем считать?" Он говорит: "Ну, а что? Ну, если даже не он, то что? Летчика откапывать? Зачем нужно? Давай его".

И вот мы его собрали, конечно, официально, в гроб. Привезли. Пошел я к Леониду Ивановичу, Захаров тогда был председатель исполкома. Я говорю: "Вот такая картина". Он: "Ну, хороните". Я говорю: "Героя Советского Союза разве так положено хоронить? Положено со всеми почестями. Эскорт положен, салют отдать и так далее". Он: "Ну, так давай - организуй!"

В то время в Горской летчики стояли. В Дубках моряки стояли. Пограничники. Артиллеристов заказал с Черной Речки. И прислали по взводу. И я Захарову доложил. Я говорю: "Вот так организовал". Он говорит: "Ну что ж, я приду сам, посмотрю". Закопали его [Булавского], похоронили. Как положено по воинскому уставу Героя Советского Союза хоронить. Захаров и говорит: "А почему везде во всех городах возложение венков производят, а в Сестрорецке - нет?" А это было в 1956 или в 1955 году, не помню. И с тех пор ежегодно стали возлагать венки, а до этого венки не возлагали у нас. И вот прямо рядом с памятником Матросову, напротив его, лейтенант этот Булавский похоронен.

- Это высокий камень стоит ему?

Не камень, а гранит.

- И там же перезахоронили моряков из Дубков?

А это уже в стороне. Нет, я не знаю. Что, снова перезахоронили? Они были похоронены на общем кладбище.

- Нет, моряки, которые погибли при штурме, когда отбивали десант на Первомайку. Они были похоронены в Дубках, а теперь они похоронены...

Не в Дубках, а похоронены были на центральном, гражданском кладбище. А на воинском кладбище я не видел, где моряки.

- Так все-таки, почему нет 1941-1942 годов могил?

Первоначально, когда я на этом кладбище ознакомился, там рассказывали, [что] во время войны, зимой, организовали это кладбище. В каком году, я не знаю. И укладывали большие заряды тола, взрывали яму и туда сваливали [тела погибших], а весной заравнивали. А когда похоронили вот этого Булавского - там такие холмики просто были. Я потребовал от Захарова, чтобы организовали...

- Камни?

Нет, колонны. Такие были эти... раковины. И, по-моему, штук шестьдесят или семьдесят этих раковин установили, и везде были таблички: "Неизвестный", "Неизвестный"... А уже в 60-е годы, точно не помню, был приказ Министра Обороны по всему Советскому Союзу - установить в военкоматах... [Там] были книги, куда приходили похоронки. Вот по этим похоронкам было приказано разослать в места захоронения списки погибших. И, соответственно, то, что сюда прислали из военкоматов со всего Советского Союза - вот сейчас поставлены эти фамилии. А до этого ничего не было. И то же самое, в 60-е годы эти раковины сняли и установили камни.

Что [касается] охраны ДОТов... Оставили небольшую группу, человек двенадцать-пятнадцать. И меня потом уже назначили сюда, как говорится, старшим. [Кого] отловили, заставляли картошку чистить, колодец чистить, дрова пилить и так далее. Ну, задержанных - кто нарушает, задерживают. Это как раз моя работа была.

Кроме этого... Пришел я уже сюда в октябре или ноябре 1947-го или 1948 года... Вдруг приезжают на лошадёнках дрова пилить. Значит, половина леса, где ДОТы располагались, была искалечена. У некоторых [деревьев] вырвана часть ствола, у некоторых макушка срублена, некоторые вообще выкорчеваны. И исполком принял решение под руководством садово-парковой конторы очистить этот лес, эти деревья спилить. И распределил: 10 деревьев, допустим, райкому, 10 - исполкому, 5 - детским яслям, школам и так далее. И был лесник, пожилой старикан был. С ним мы хорошо относились. Как он приходил утром, обычно заходил ко мне - побеседует, обойдёт район. И всё нормально было. А потом эти бумаги [пришли], что тому-то столько деревьев выпилить. Я говорю: "А мне что? Солдаты - кашу варить надо, суп варить надо, отапливать надо. Где брать?" - "Не знаю, не знаю". Я говорю: "Так вот, сходи узнай и скажи, будет мне выделено или не будет". Он приходит: "Нет. Исполком сказал, что нет больше деревьев, все распределены". Я говорю: "Так я не пущу!" - "Ах, не пустишь! Я тогда это буду..." - "А я тебя, - говорю, - сейчас посажу в ДОТ и будешь сидеть. Вот. Арестую!" Он ушел и больше не появлялся.

Вдруг месяца через три начальник штаба батальона звонит и говорит: "Товарищ лейтенант, пришло сообщение из Ленинградской гарнизонной прокуратуры - разобраться, почему ты незаконно пилишь дрова и не разрешаешь вывозить". Этот старикан приходит. Я говорю: "Скажи своему начальнику, пусть едет на Черную Речку и привезет оттуда распоряжение, чтобы пустить вас в запретную зону. Я без их разрешения не имею право пускать в запретную зону".

Так вот, еще наверное через полмесяца снова начальник штаба звонит: "Лейтенант Безуглов приедет, будет дознание проводить". А лейтенант Безуглов - это был командир роты [в] районе, который я охранял. Я-то командир взвода, а он командир роты был, в Александровке он жил.

- В Александровке - в нашей?

В той.

А как раз в этот период, примерно как я пришел сюда, месяца через полтора, меня направляют на пятнадцатидневные курсы по изучению ДОТов. Как я уехал, он [Безуглов] узнал и приказал... У него было четыре лошадки, каждый день снаряжал человек пятнадцать солдат, присылал, и пилили деревья - и те, которые обозначены были, подлежали уничтожению, и просто так подряд пилили, и возил в Александровку.

Так вот, приезжает он, официально садится: "Ну, давай показывай - как, почему ты пилишь дрова?" Я тоже официально сажусь... Я говорю: "Вот такого числа я был направлен на курсы. Лейтенант Безуглов, - (он сам, который дознание принимает), - приказал своим солдатам в течение недели - пилили деревья и спилили сто восемь деревьев". А подлежало уничтожению штук тридцать деревьев всего. А каждое дерево стоило по тем ценам, послевоенным сразу, восемьсот рубликов примерно в среднем. Это, представляешь, никакими деньгами не окупишься! На всю свою жизнь мне бы не искупиться. Я говорю: "Вот он приказал". - "Как? Так ты, что, на меня хочешь свалить?" Я говорю: "А на кого же я?" - "Так у тебя вон дрова напилены!" Я говорю: "А год посмотри!" Достаю ему расписки о том, что с исполкома или с райкома приезжали на лошадке, пилили деревья... А мои солдаты караулили - как те погрузят, они выходят, лошадку заворачивают и к домику дрова сваливают. И здесь говорят: "Пускай старший кто-нибудь приедет, заберет лошадку". Не ездовый, который пилил дрова, а кто-нибудь из руководства. И, соответственно, те лошадку забирали.

Он говорит: "Так что ж это? Ты на меня всё сваливаешь?" Я говорю: "Так, а как? Ты дознаватель - давай разбирайся". - "Мишенька, ну так давай как-нибудь по-хорошему. Давай что-нибудь, это, найдём". Я говорю: "Ах так! По-хорошему? Давай!" Достаю ему тридцать расписок от райкома, от исполкома, от школы и так далее. Я говорю: "Вот пойдём сейчас в садово-парковую контору - если старик этот скажет, что он видел своими глазами, что мои солдаты пилили деревья, тогда, увы, отвечаю. А если мы заставим его сказать, что он видел только дрова около домика, а кто пилил их, он не видел, вот тогда расписки эти..." Пошли в садово-парковую контору. Он сразу вызвал этого лесника. Тот говорит: "Нет, я не видел, кто пилил. Я видел только, [что] около домика дрова напилены". Я говорю: "Вот давай теперь, отчитывайся".

- А консервацию, бетонирование входов когда проводили?

Не бетонирование, а просто кирпичем укладывали. Ну как обычно - укладка кирпичная. А бетонировать не бетонировали.

- Так, а в каком году это началось? Когда кончили охранять их и стали закрывать?

Кончили охранять, стали закрывать и маскировать их... В 1960-м, наверное.

- В 60-е?

Да. В 60-е годы.

- Фотографий у Вас никаких не сохранилось?

Нет, ничего не сохранилось. Есть вот эта - шуточная. Сфотографировано - ну видать, что в лесу, а ни ДОТов, ничего нет. Вот где проходили мои юные годы...

Запись интервью любезно предоставлена для публикации на www.kaur.ru Дмитрием Шелеховым.
Подготовка текста: www.kaur.ru.